fandom Zelazny 2015
 Название: Вирус Часть канона: "Спящий", "Я стал как прах и пепел" (Джокер) Автор: fandom Zelazny 2015 Бета: fandom Zelazny 2015 Размер: макси, 16472 слов Пейринг/Персонажи: Кройд Кренсон, неизлечимый Джокер, известный среди Тузов и Джокеров как Дремлин; Ханна, девушка Кройда, журналистка; Бентли, приятель Кройда из криминальных кругов, излечившийся Джокер; ряд канонных и оригинальных персонажей для комплекта Категория: джен, гет Жанр: юмор, романтика, приключения, драма Рейтинг: PG-13 за описание жертв вируса Краткое содержание: добропорядочный мистер Кренсон решил ненадолго вернуться к прошлой жизни. Иллюстрация: к макси есть иллюстрация "В переулке" Для голосования: #. fandom Zelazny 2015 - "Вирус"  Впрочем, его появлению еще могло быть нормальное объяснение. — Это ты, малыш? — уточнил Бентли, вглядываясь в незнакомца. Что-то не то было у него с глазами... С другой стороны, глаза у того, кого он ждал, могли быть какими угодно, Бентли это знал. Стало быть, глаза тут ни при чем, и вполне возможно, что все в порядке. Если не считать слова "старина". — Ну, я это, я, — буркнул амбал, продолжая сверлить его взглядом. — Кройд собственной персоной. Не узнал, конечно? — Да я и не рассчитывал, что смогу узнать — ты же не говорил, какую внешность выберешь, — развел руками Бентли, отводя взгляд, а затем и отступая еще на шаг-другой. Что-то в нем отчаянно возражало против общества гостя. Тянуло сбежать. — Проходи. Налить чего-нибудь? — Можно, у меня как раз в горле пересохло. Я же как проснулся — сразу к тебе. Кстати, пожрать не найдется? Сам знаешь, я обычно... — Поищем, — отозвался Бентли, ретируясь на кухню. Все верно, думал он, Кройд после своего сна-с-превращением всегда голоден. Но почти не пьет спиртного. Мартини ему — и то может быть много, он в этом деле до сих пор как ребенок... Спрашивается, зачем же я предложил ему выпить — и почему он согласился? Очень странно. — Э... Ма… Джин? Виски? Бренди? — Виски. И скажи: есть у тебя что-то на примете? — гость последовал за ним по пятам и теперь следил, как Бентли достает из буфета бутылку, из холодильника — все, что есть готового к употреблению, из навесного шкафчика — толстенные стаканы. Как аккуратно свинчивает крышку. Не спеша, плавно наливает один стакан до половины и примерно на четверть — второй. Бентли никогда торопыгой не был, но сейчас действительно тянул время, сам не зная почему. И виски себе налил за компанию, хотя любил бренди. И в лицо гостю смотреть не хотел — почему? Потому что, может быть, не готов рассказать ему, что нужно делать? Но с какой стати он вдруг передумал? В конце концов, в общих чертах Кройд и так уже знал, зачем пришел. Если, конечно, это Кройд. Бентли бросил на гостя взгляд — и замер. Тот смотрел ему прямо в глаза, и ничего страшного в этом не было. Ведь это же Кройд, что тут такого! Точно Кройд, и, в конце концов, неважно было, как он сейчас выглядит, — все равно на свете не было никого, кому Бентли доверял бы больше. Как хорошо, подумал Бентли, что я, еще не зная, когда он будет готов, присмотрел это дело! — Есть одно симпатичное место, которое стоит навестить, малыш... *** "Нужно торопиться, — Кройд Кренсон проснулся с этой мыслью. — У меня мало времени". На улице что-то скрипело, икало и визжало. Кройд открыл глаза и некоторое время лежал неподвижно, прислушиваясь к себе и окружающему. Он ничего не видел — сквозь плотные двойные шторы не пробивалось ни лучика света. Темнота была неслучайной: однажды Кройд чуть было не ослеп, взглянув прямо на солнце сразу после пробуждения. Оказалось, что в тот раз превращение-во-сне сделало его глаза сверхчувствительными к солнечному спектру. С тех пор появились шторы, и перед сном он задергивал их наглухо. Лучше не видеть ничего пару минут после пробуждения, чем остаться слепым на несколько дней, а то и недель. На этот раз, похоже, зрение осталось обычным. Вообще Кройд чувствовал себя бодрым и здоровым, и настроение было отличным. Даже визг за окном, напоминающий электропилу, не раздра… Стоп! Кройд оторвал голову от подушки и попытался понять, что именно слышит. Визг доносился снаружи, словно бы с ближайшего к его окну дерева, но дерево это только самыми верхними, тонкими ветками достигало его этажа. На таких ветвях не могло усидеть ничего крупнее голубя. Никто из Джокеров, безусловно, там прятаться не мог. Значит, скорее всего, это были птицы, и если он воспринимал их пение как скрежет и визг… то дела его были не так уж хороши, как он подумал. Он мог снова получить нечеловеческое тело! По крайней мере, слух у него точно отличался от человеческого. Кройд слетел с постели и рванул в ванную. Ближайшая к двери клавиша включала подсветку над зеркалом — достаточно слабую, чтобы не раздражать глаза. Кройд хлопнул по клавише ладонью и вгляделся в свое отражение. — Нет! — беззвучно крикнул он. — Не может быть! — и снова принялся шлепать по стене. Щелкнули вторая, третья стоявшие подряд клавиши — и свет густо залил черно-белую ванную, сверкающую кафелем, стеклом и никелем. Бог весть, зачем такая ванная была нужна и сколько это стоило, — Кройд оплатил счета, не глядя, раз этого хотела Ханна. Та, из-за кого он решился на эту авантюру — ограбление после неуправляемой смены облика. Он проворачивал подобное раньше, пока не научился контролировать свои превращения, но это было давно. Безусловно, после того, как научился и покончил с этой рулеткой, жить стало безопаснее и проще. Но, Господи, о чем он думал, когда собрался сыграть по старым правилам? Какое ограбление, как ему вообще теперь быть?! Из зеркальной черно-белой глубины на него смотрело хрупкое светлокожее и светловолосое — да, почти светящееся — ангельски прекрасное существо. *** — Бентли, — послышалось в трубке под вечер. Звук был неясным, словно что-то перекрывало ему доступ. — Это я. Я проснулся. — Здравствуй, малыш! — обрадовался Бентли. Они были знакомы десять лет, и удивительным образом при каждом появлении Кройда, даже если тот был мрачен и сонлив, настроение у Бентли повышалось. А может быть, в этом и не было ничего удивительного — все-таки некогда Кройд спас Бентли жизнь, и сделал это просто из сострадания. Бентли знал, что другой причины не было. Да, он тоже старался стать полезным малышу, но на его месте мог бы оказаться и кто-нибудь другой, а вот помогать самому Бентли кроме Кройда вряд ли кто-то стал бы. Бентли это сознавал даже тогда, когда вирус превратил его в собаку, и уж тем более отчетливо понимал, с тех пор как вылечился. — Как дела, малыш? — осведомился он — и вдруг занервничал, словно спросил о том, о чем не следовало, или уже слышал ответ, да пропустил мимо ушей. "Вот еще глупости, — подумал он, — что это со мной! С чего бы мне забывать? Раньше ведь ничего не забывал. Черт, да не старею же я?" Бентли даже потряс головой. Нет, он, конечно, был уже немолод, но еще чувствовал себя полным сил. Какая там старость! И вряд ли он о чем-то запамятовал, это ему показалось. Словом, одолев смятение, он продолжил: — Ты ведь сделал так, как собирался? И зайдешь сегодня? — Сделать-то сделал, — буркнул Кройд, и что-то зашуршало на линии, — вот только результат не нравится. Похоже, не смогу пока воспользоваться твоим предложением. Я сейчас не в лучшей форме. — Эй, что такое? Если тебе сложно выйти из дома, я могу приехать сам! — заволновался Бентли. — Приехать и привезти что нужно — скажи, чего не хватает, я привезу. Ты вообще как себя чувствуешь? — Да нормально я себя чувствую, и все у меня есть, — голос Кройда едва пробился сквозь вновь начавшиеся шорохи. Почему-то слова Бентли ими не сопровождались. — Просто не хотелось светить на улицах своей физиономией. Лучше посижу дома. — О! Ясно, — успокоился Бентли. Что ж, значит, в этот раз малышу не повезло, и вирус превратил его в нечто странное. Такое уже бывало, и они научились с этим справляться. Надо было только дождаться сна и следующего пробуждения — и все снова поменялось бы. — Жаль, конечно, что сейчас не получится, но ничего, — подбодрил Бентли приятеля. — Будут еще возможности. Тот вздохнул. В трубке снова зашуршало. — Мне тоже жаль, правда. Сам знаешь, мне сейчас как раз нужно. Но… слушай, Бентли! Вообще-то мы могли бы встретиться, если ты готов показаться ночью в каком-нибудь безлюдном и слабо освещенном месте. Там я смогу выслушать твое предложение и, может, потом даже схожу посмотреть на все своими глазами. А тогда уже решу, возьмусь или нет. — А если… — К тебе не поеду, не предлагай. Даже если вырубишь свет во всем доме. — Ну, если других вариантов нет, — вздохнул Бентли, — можно и на улице поговорить. Погода нормальная. Закусочную "У Джинджер" помнишь? Вот прямо за ней проулок, с виду похожий на тупик. На самом деле он проходим. Я могу быть там через час. Пойдет? — Через два лучше, — поразмыслив, уточнил Кройд. — Такси сейчас не для меня. — Ладно, через два. Только назови мне при встрече что-нибудь, чтобы я знал, что это точно ты. А то мало ли кто ко мне в темноте подойдет! — Имя доктора, что помог тебе, годится? — голос Кройда повеселел и даже звучать стал приятнее. Потом, правда, снова начались шумы и шелесты, но Бентли успел все услышать и обрадовался. — Вполне. До встречи, малыш! — До встречи, Бентли. Бентли повесил трубку и задумался. Если те шорохи означали то, что можно было предположить, то непонятно было, почему его собственные фразы не вызывали никакого отзвука. Или прослушку на телефон Кройда поставили как-то неправильно? Неужели в ФБР так плохо со специалистами или аппаратурой? Или его слушают не в Бюро? Относительно сути разговора он не опасался: никто из них не сказал ничего лишнего. Мало ли что он мог предложить Кройду! К тому же, и никакой закусочной "У Джинджер" не существовало — во всяком случае, Бентли и Кройд такой не знали. Но обоим была знакома закусочная "У Сэмми", и вот ее хозяйка Саманта, точно, была рыжей, как имбирь. Джинджер, одним словом. Нет, разговор не слишком тревожил Бентли. Куда больше его смущало, что вчера днем его сморил сон, а проснувшись, он обнаружил на кухонном столе два стакана с виски. Один был налит наполовину, второй — на четверть. Оба пришлось вылить. Закуска тоже на столе была, но закуски Бентли не было жалко. А вот из-за виски он был сердит и, кто бы ни подшутил над ним, прощать виновника не собирался. Ну, разве что Кройда извинил бы. *** Кройд отшвырнул блестящий ярко-розовый пакет, которым старательно шуршал в трубку, чтобы его было хуже слышно, — потому что не только лицо и тело, но и голос! Что за дьявольское невезение! Проклятье, как его угораздило так измениться, что даже птицы переставали петь, чтобы его послушать! Нет, он ни за что не хотел бы, чтобы Бентли услышал этот кошмар. Хорошо еще, что придумал воспользоваться пакетом... Пакет, с меланхоличным шорохом спланировавший на пол, выглядел в достаточной степени раздражающим. Разумеется, он принадлежал Ханне. Кройд не мог не признать, что вкус его девушки сильно отличался от его собственного. Но ведь пока Ханна была рядом, это не раздражало... Ханна Сейт познакомилась с ним с год назад — пришла брать интервью. Когда Кройд наконец попался, первый и единственный раз, прошло немало времени, прежде чем спецслужбы наконец официально признали его существование и даже вроде бы отвязались от него. В ту пору Кройд сделался для газетчиков чем-то наподобие прогноза погоды — тем, о чем всегда можно написать, чтобы занять подвал на третьей полосе. К каким только делам его не считали причастным! И надо сказать, кое в чем не ошибались, но Кройд рассказывал только, что теперь ведет добропорядочную жизнь. Спецслужбы тоже не говорили лишнего, так что интерес к нему стал быстро угасать. Но Ханна, должно быть, имела связи в полиции. Она решила стряхнуть пыль забвения с таинственной знаменитости. Кройд согласился на встречу — и не пожалел об этом. Ханна понравилась ему сразу — ясными глазами, серьезностью, да уже тем, что вцепилась в него, как клещ. А как она умела спрашивать и слушать — куда там агентам ФБР! И Ханна сияла молодостью, уверенностью, искренней увлеченностью. А еще в ней ощущалась некая тайная, тщательно скрываемая надежда. Не сразу Кройд понял, что то была надежда выцарапать из него кое-что интересное, а когда понял, размяк окончательно. Ханне нужны были не только его главные тайны, но даже и мелкие секреты, а ему так хотелось рассказать кому-то хоть что-нибудь! Приписывали ему вещи фантастические, но только он да Бентли знали, что реальность не уступала вымыслу. Что Дремлин — прозвище, под которым Кройда знали переболевшие вирусом Тузы и Джокеры, — не случайно был известен своими странными и пугающими выходками. Нет, большинству тайн не суждено было быть раскрытыми, но расставаться с Ханной Кройду не хотелось. Так что теперь уже он назначил ей свидание, потом еще одно и еще — и они стали встречаться и даже рискнули поселиться вместе. Тогда-то и начались разные переделки и улучшения в его квартире. И Кройд, несмотря на это, был, пожалуй, даже счастлив — до того момента, как Ханна сказала: — Мне дали отпуск, и я собираюсь к маме на недели три-четыре. Давно ее не видела; ну, и развлекусь заодно. По правде говоря, Кройд, ты меня разочаровал — никогда еще я не жила так скучно. Не на это я рассчитывала. Я думала, ты действительно такой, как о тебе рассказывают. — То есть сумасшедший, агрессивный и жестокий? — уточнил Кройд. — То есть бесшабашный, отважный и щедрый, — повысила голос Ханна. — Я не скуп! — возмутился Кройд. — Разве я не оплачивал того, что ты просила? Или ты хочешь чего-нибудь еще? — Несмешно. В твоем возрасте пора знать, как вести себя с девушками, — отрезала Ханна, и он заткнулся. Были ведь и совсем несекретные вещи, в которых он никогда бы не смог ей признаться. Ханне было двадцать три, и она умела нравиться — Кройд знал, что у нее с юности было много поклонников. Ему, как она считала, было слегка за сорок — но в действительности едва исполнилось двадцать четыре, а опыта романтических отношений не набиралось и на нормальные семнадцать. Проклятье, как он мог рассказать об этом такой роскошной девушке? Он просто не мог предстать перед ней наивным сосунком! Только в некоторых вопросах Кройд и был им. Тело его, меняясь под воздействием вируса, стало выглядеть взрослым, когда ему было четырнадцать. Его, конечно, и считали взрослым, а он, разумеется, не возражал — с чего бы? Нужно было, чтобы с ним считались, а никто не принял бы мальчишку всерьез. Хотя у четырнадцати-в-его-голове были свои преимущества: Кройда, например, не смущало, что Бентли мог предложить в основном противозаконные дела. А даже если бы смущало, что ему оставалось? После эпидемии зарабатывать в его семье стало некому, а работы для заразившихся долго не было никакой. Зато у него были огромная сила (она неизменно проявлялась во всех превращениях), всегда новая внешность (включая отпечатки пальцев) и способность не спать неделями. Порой бывали и необычные таланты. И почти не было страха, особенно когда начал пить стимуляторы, чтобы отсрочить начало сна. Вместо страха с тех пор он ощущал азарт — риск казался желанным, и имя Дремлина неспроста было у всех на устах. Вот только ни опасные дела, ни чередование недель бессонницы с неделями, а то и месяцами сна, ни неудачные превращения, после которых Кройд с трудом передвигался и порой не выходил из дома (главным образом потому, что не хотел, чтобы его боялись или ненавидели; а кое-кто из особенно невезучих переболевших был забит до смерти горожанами, травившими несчастных уродцев), ни собственная чудовищная раздражительность вследствие попыток не засыпать как можно дольше, чтобы не превращаться, — ничто из этого не располагало к заведению отношений. Так что можно было сказать, что к своим двадцати четырем Дремлин достиг успеха — а Кройд не достиг ничего. И Ханна значила много. Немало значило и то, что с годами Кройд научился, засыпая, выбирать себе внешность и способности. Оказывается, достаточно было просто настроиться на тот же облик и те же таланты, чтобы проснуться прежним собой. Кройд гордился, что сумел справиться с проблемой, использовать то, что поначалу считал своим проклятием. Да, он сумел победить вирус, когда стало ясно, что вылечить обычным способом его не могут. Но иногда в глубине души… иногда он думал очень похоже на то, что сказала Ханна. Раньше ему действительно жилось проще и ярче. И об этом нельзя было говорить никому. Разве что Бентли следовало знать, если Кройд готов будет ненадолго вернуться к прошлому. Бентли мог понять его; Бентли мог помочь ему при необходимости; Бентли, наконец, мог сделать так, чтобы это превращение было ненапрасным. Оттого-то, когда Ханна объявила об отъезде, Кройд сразу и позвонил Бентли. И тот выслушал его, посочувствовал, а потом намекнул, что девушке был бы приятен хороший подарок, — и обещал помочь со средствами, приглядеть какой-нибудь маленький, симпатичненький банк. Кройд тогда воспрянул духом и с легким сердцем лег спать. Чтобы, проснувшись, обнаружить, что он никуда не может идти и ничего не может грабить! Проклятье! Кройд шарахнул кулаком по стене, выплескивая злость и даже желая боли, но ничего особенного не ощутил. Зато стена дрогнула и послышался — может быть, и в самом деле только померещился Кройду — хруст. А вот в том, что потом зашелестела, обваливаясь, раздавленная в труху в месте удара штукатурка, сомнений уже не было. За белым со стены посыпалось и красное — такая же мелкая пыль, но в ней попадались и крошки кирпича. И это зрелище отчасти утешило Кройда: все-таки сила от него никуда не делась. “Ну и пусть я могу сейчас передвигаться только ночью — вряд ли мне что-то грозит. И я смогу узнать, что именно выбрал Бентли, — сказал себе Кройд. — И сам все проверить смогу, пусть и в темноте. В конце концов, мне и работать там ночью — грабить средь бела дня ведь не станешь”. *** Погода и в самом деле позволяла гулять по ночам. Бентли и припомнить не мог, когда в последний раз случался такой теплый май — и когда он, Бентли, выходил в такую теплую, цветущую ночь на улицу и никуда не спешил. Сейчас, например, он не просто не спешил, а даже и не пытался. Не в последнюю очередь потому, что в проулке, куда выходил черный ход закусочной “У Сэмми”, было темно и воняло гнилью. Бентли помялся немного на границе света и тьмы, беспокоясь не столько за свое обоняние, сколько за новые кожаные туфли. Ему доводилось ощущать запахи и похуже, а уж когда он был практически настоящим псом, все вокруг пахло куда острее. Но туфель все-таки было жалко. В проулке наверняка были лужи, и кто знает, что за жидкость в них была! Только делать было нечего — он сам предложил встретиться именно здесь и сам отпустил машину за пару кварталов до места. Надо было идти вперед. Там, впереди маячили мусорные баки, и видны они были на удивление хорошо. Бентли на цыпочках, стараясь как можно меньшей частью стоп касаться мостовой, прокрался к ним. Никаких фонарей и в помине не было, но возле баков, определенно, было немного светлее. Бентли прищурился, ища источник света, и вдруг обнаружил, что из-за баков уже выплыла невысокая бесформенная фигура. Ее тоже было видно хорошо — ничего привиденческого, просто человек с головы до пят закутан в плащ, а тот ему был не по размеру. — Кто это? — спросил Бентли вполголоса. — Я, Бентли, как и уговаривались, — прозвучал хриплый шепот. — Пароль — доктор Тахион. — Ну, малыш, — Бентли отер пот со лба, — как хорошо, что ты уже тут, и мне не нужно ждать! Сказать по правде, здесь не очень-то приятно находиться. — Зато ты можешь в любой момент через черный ход войти в закусочную и оказаться в безопасности, — прошептал Кройд. — Надеюсь, это соображение как-то утихомирит твои страхи. А теперь рассказывай, что и где ты нашел. — Банк Джефферсона, Прауди-стрит, — понизил голос Бентли. — Три недели назад в его хранилище по решению властей поместили двенадцать миллионов, предназначенных итальянской компании “Де Вита”. Почему посчитали, что удобнее не проводить деньги через государственные каналы, я не знаю, но в банке о решении знали заранее, и в нем к этому времени была установлена новейшая охранная система. Само здание стали круглосуточно патрулировать охранники и полиция, а все ночные патрули были сдвоенные. Так вот, малыш. Мне удалось раздобыть схему этой новой системы и разузнать один важный факт. Те двенадцать миллионов уже тишком вывезли, и меры безопасности смягчены, а об этом никто не знает. В хранилище осталось три с небольшим миллиона, которые принадлежали самому банку. И сейчас, пока все, кто мог бы позариться на них, еще шарахаются от этого места, как тараканы от света, у нас есть возможность… Ну, то есть она появится, если ты решишь, что берешься. — Звучит неплохо. Если план с собой, давай сюда, — Кройд протянул руку, почему-то полностью спрятанную в рукав. Бентли вытащил из внутреннего кармана собственного плаща бумагу и подал ее, подумав, рассказывать ли, что этот план ему уже и во сне снился. Но ни слова не сказал — в тот миг, когда Кройд взял лист и встряхнул, чтобы тот развернулся, Бентли отчетливо разглядел сделанный собственной рукой рисунок. Показалось, решил он. Он все-таки не кошка и не сова, чтобы видеть в темноте. Просто, должно быть, слишком долго смотрел на эту схему — и слишком хотел, чтобы их дело выгорело. — Пойдешь смотреть место завтра? — спросил он, отгоняя от себя нетерпение. — Может, и сегодня, — вздохнул Кройд. — Дома изучу, что ты тут нарисовал, а потом пойду. Еще вся ночь впереди, а меня же все равно сейчас спать не уложишь, ты же знаешь… И тут, вопреки собственным словам, Кройд зевнул! — Эй, малыш! — испугался Бентли. — Что-то не похоже на то, что ты проснулся как обычно. По-моему, ты как раз хочешь спать. — Не то чтобы очень, — прошептал Кройд, — но все-таки иногда тянет прилечь... — Может, ты по ошибке встал раньше времени? Такое ведь уже случалось. Если что, малыш, лучше иди доспи — а потом будем думать, когда и что предпринимать. Слышишь? — Хм... Слышу. Пойду я, правда, — Кройд замедленно, преодолевая вялость, кивнул, развернулся и поплелся прочь. И только уже на выходе из проулка спохватился и крикнул: — Пока, Бентли! Бентли, собравшийся было войти в закусочную, застыл у мусорных баков. Сейчас он едва различал их — тончайшая проволока месяца над головой не давала никакого света. Зато голос Кройда словно еще слышался, бился в памяти, вызвал в ней какое-то эхо. Этот звуковой след оставался с ним, как остаются огненные пятна на внутренней поверхности век, когда закрываешь глаза, по неосторожности взглянув на что-то ярко светящееся. Вот и тут был какой-то мягкий отзвук — будто Бентли услыхал что-то удивительно прекрасное. Что, интересно, такого прекрасного могло быть в его имени? *** Банк Джефферсона располагался в небольшом здании, разительно отличающемся от особнячков, которые так охотно занимают небольшие банки. Этот помещался в кубе, который ночью выглядел целиком стеклянным. Внутри, конечно, была начинка из бетона и стали, но снаружи — сплошные блеск и прозрачность. Кройд некоторое время вглядывался в них из-под арки с другой стороны улицы, покусывая губы. Если он будет работать там в маскировке, ему понадобится много времени. А если снимет ее, его увидят с другого конца города. Потому что там, в ванной, сразу после пробуждения ему только почудилось, будто его кожа излучает свет. А со временем стало заметно, что сияние действительно существует и понемногу усиливается. Вернувшись домой и отпирая дверь, Кройд уже видел контур собственной руки сквозь рукав плаща. Похоже, Бентли был прав: он в самом деле проснулся раньше времени, когда превращение еще не завершилось. Прав Бентли был и в том, что стоило остаться дома и лечь спать. Кройд ощущал, что голова у него идет кругом, как от высокой температуры или усталости, а под кожей словно ползают муравьи. И, однако, он не собирался отступать. Ханна говорила о трех-четырех неделях, и почти три из них уже прошли. Спать было некогда — надо было успеть до ее возвращения. Все, что ему оставалось, — это одеться поплотнее и очень постараться. Чего бы это ни стоило. Кройд снова уставился на стеклянный куб. Показалось — или в его тьме мелькнул и исчез лучик света? Рассмотреть здание еще раз Кройд не успел — послышались шаги. По противоположной стороне улицы прямо к банку шел полисмен. Кройд отступил во двор и спрятался за углом арки. Шаги удалялись, удалялись — и постепенно стихли. Он снова выглянул. Полисмена уже не было видно, а куб оставался все таким же лаково-черным. Было очень похоже на то, что проблеск света ему почудился — из-за сонливости, неспособности собраться, от чрезмерного напряжения. Из-за того, в конце концов, что он отвык от таких дел и сам придумывал себе препятствия. Ханна была права — он теперь жил скучно; он, может быть, и сам стал скучен. Вот только луч, он был уверен, за стеклом действительно появлялся. Кто-то оказался в здании, и, судя по быстрому исчезновению луча, это был не охранник или кто-то еще из тех, кто имел право там находиться. Кройд нахмурился, мучительно высчитывая, куда шел человек с фонариком. Если верить плану Бентли, этот тип двигался в сторону коридора, который вел в хранилище. И судя по тому, что он не водил лучом света из стороны в сторону, он был достаточно уверен в своем маршруте. По-видимому, не только уже привык к слабой освещенности, но и был знаком с планировкой здания. Может быть, он направлялся... Кройд стиснул кулаки. Кажется, у него появился конкурент. Да какое, к чертям, "кажется"! Ярость вскипела мгновенным белым ключом: кто-то покушался на то, за чем он сам пришел! Хорошо, это еще не принадлежало ему, но должно было и будет принадлежать! Кройд мгновенно взмок в своей слишком плотной одежде, и теперь по спине его, в добавление к муравьям под кожей, стекали омерзительно горячие капли пота. Хотелось содрать с себя плащ, пиджак и рубашку и потереться о стену спиной — Кройд почти чувствовал, какая эта стена шероховатая и чудесно-холодная. Или кинуться вперед и хорошенько наподдать наглецу. Надрать задницу тому, кто пытается обойти его! Первого сделать было никак нельзя, если он не хотел быть замеченным, но второе... Кройд оскалился и бросился через дорогу. Хорошенько пнул дверь банка — и чуть не упал. Она вообще не была заперта! Тот, кто прошел здесь, даже не догадался подстраховаться! Перешагнув порог, Кройд на мгновение-другое застыл, прислушиваясь и привыкая к темноте. Когда способность видеть снова вернулась к нему, он обнаружил напротив входа распахнутую дверь во внутренние помещения, а за нею темнел провал коридора, который вел к деньгохранилищу. Но если присмотреться, то выходило, что кратчайший путь в хранилище шел вовсе не через коридор, перегороженный, как Кройд узнал из схемы, множеством дверей. Была дорожка и короче — только, конечно, никому не приходило в голову на нее посмотреть. Ну, а ему — пришло. Пусть те, кто привык пользоваться чужими планами, идут окольными дорогами, а у него нет на это времени. Кройд завернул за угол, в небольшой закуток у служебного помещения. За входной дверью зашелестели шины. Он прислушался. Машина… машина там точно была, но это было неважно. Кройд потряс головой, заставляя себя не обращать внимания на звуки. Снаружи скрипнули тормоза. Кройд огляделся, выбирая нужную сторону. В здание никто не врывался, а значит, он еще успеет. Взвыла сирена. “Банк окружен, положите оружие и выходите!” — заорал механический голос. Кройд размотал шейный платок, плотно завязал рот и нос поверх трикотажной шапочки, превращенной им в маску. Коснулся стены, примеряясь. И от души двинул кулаком. Громыхнуло. Стеклянный куб с бетонной начинкой дрогнул. *** “Чудо на пороге банка”, “Сидни Джефферсон раздает свое состояние бедным!”, “Второе Пришествие не за горами?”, “Высшая сила наставила меня на путь истинный!” — объяснил банкир”, — заходились газеты. Бентли в тревоге перечитывал заголовки передовиц, не решаясь взяться за телефон. Кройд обещал звонить сам; у них давным-давно было решено, что после дела Кройд звонил только сам. И — нет, Бентли не волновался, что его долю могут присвоить. Только не Кройд. Если было нужно, он готов был ждать звонка и неделю. Но в этот раз было тревожно. Что называется, сердце было не на месте. — Что же там случилось, малыш? — спросил он у молчавшего телефона. — Что произошло? Как ты выбрался? Ты ведь выбрался? Телефон молчал, газеты продолжали вопить. Радио и телевизор Бентли включать не рисковал. Газеты, по крайней мере, не заставят тебя узнать то, чего не хочешь. Или хотя бы не покажут слишком многого разом. Время от времени он снова бросал на них осторожные взгляды. Среди общей вакханалии воплей о необычайном решении владельца так приглянувшегося Бентли банка иногда попадалось нечто совсем странное: “Полицейский отпускает вора”, “Офицер полиции уходит в отставку, чтобы посвятить свою жизнь служению бездомным”. Офицер, как следовало из текста заметки, служил в участке на углу Прауди и Дженнистер-стрит. То есть в двух шагах от небезызвестного банка, принадлежащего небезызвестному Джефферсону. Ах, да. Бывшего банка, ранее принадлежавшего Джефферсону… — Что же там творилось, малыш? Как бы то ни было, тебя ведь отпустили? Бентли потер лоб и взглянул на часы. Одиннадцать. Ладно, почти одиннадцать. Без четверти. Не лучшее время для бренди, он и не спорит! Но в его возрасте и при его образе жизни на другое успокоительное рассчитывать не приходилось. Разве что на пулю — но Бентли никогда не был сторонником радикальных мер. Тем более — в вопросах собственного здоровья. Если бы его спросили, он бы в любом случае предпочел бренди, в тот момент и впредь. Может быть, когда-нибудь он окажется для этого слишком стар, но сейчас бренди — именно то, что ему нужно. После тщательно отмеренной дозы лекарства стало легче. Бентли рискнул пробежать глазами по заметке с самым мелким шрифтом в заголовке. Решение оказалось тактически верным: тон заметки отличался от истероидного тона большинства публикаций. В ней, например, не шла речь о Втором Пришествии, а просто рассказывалось, что ночью была предпринята попытка ограбления банка, неудачная во многих отношениях. Говорилось, что сигнализация не сработала, но патрульный краем глаза заметил проблески света в темном здании, и хотя был убежден, что обманулся, все же, дойдя до участка, сообщил о своих сомнениях; потом — что патрульная машина тут же выехала, и полиция действительно застала в банке вора, а еще примчался владелец банка, которому дежурный, недолго думая, сообщил о решении проверить, все ли в его банке в порядке. Еще написано было, что в тот самый миг, когда вор должен был сдаться полиции или, самое большее, попытаться удрать, раздался страшный грохот и все озарилось светом. И вслед за незадачливым вором из здания вышло некое существо и произнесло несколько слов. По рассказам участников событий, оно говорило на человеческом языке и слова его не были таинственными, но производили необыкновенное впечатление. Здесь автор становился чрезвычайно осторожен, постоянно повторял, что воспроизводит чужие описания и, как было видно, сам в них не верил. Но все-таки дорассказал, и получилось у него вот что. Существо было принято окружающими за сверхъестественное из-за необыкновенного вида и впечатляющего голоса (некто Джереми Фогг, житель одного из соседних домов, выглянувший в окно, как только услышал полицейскую сирену, и досмотревший представление почти до конца, утверждал, что лицо существа светилось, а слушать его хотелось бесконечно), и это оно попрекнуло банкира тем, что у него слишком много денег, а офицера полиции, собиравшегося арестовать вора, укорило за бессердечность. Оно, однако, отрицало, что было послано призвать людей к покаянию и что имеет отношение к небесному воинству, а когда мистер Джефферсон принялся настаивать на своем, рассердилось и велело всем убираться прочь (Джереми Фогг признался, что его мигом отнесло от окна, и некоторое время он не смел вернуться и посмотреть, что же там творилось, — лишь заметил, что снаружи вспыхнул яркий свет. Потом послышался звук мотора полицейской машины, а потом закричали обычные, неприятные по контрасту с тем особенным, голоса). К этому времени дежурный, напуганный тем, что патрульные не отвечали на его вызовы, направил к банку еще несколько машин; за ними явилась и пресса. К ее прибытию, уточнил журналист, ни таинственного существа, ни вора на месте происшествия уже не было, но остальные участники событий никуда не делись и именно тогда сделали сенсационные заявления касательно пережитого и собственных намерений. Здесь Бентли отчетливо ощутил, что в искренность этих намерений журналист тоже не очень-то верит. В какой-то мере это примиряло с ним — сам Бентли тоже не поверил бы. Немногого стоят слова, сказанные под влиянием момента. Похоже, писака был неглуп, а значит, на его рассказ отчасти можно было положиться. Да, умников Бентли не боялся. Он всегда считал, что на свете нет ничего опаснее дураков. Телефон завопил в тот момент, когда Бентли уже всерьез прикидывал, как ему продержаться вдвоем с этим умником против всех идиотов и рехнувшихся истериков, вливающих публике в глаза и уши яд своего безумия. — Бентли! — трубка вздохнула и уже привычно зашуршала. — Я дома, все нормально. Расслабься. — Не представляешь, малыш, как я рад это слышать! — Бентли жадно прижал трубку к уху, для надежности даже обеими руками, чтоб ни слова в шуме не упустить. — Не представляешь! Ведь такое рассказывают.... Но это все неважно — главное, что с тобой ничего не случилось. — Да что со мной может случиться! — фыркнул Кройд. — Подумаешь, нежданная встреча — как будто их мало было... — Не говори так! — запротестовал Бентли. — Все-таки ты не можешь отрицать, что на этих людей что-то повлияло. Кройд перебил: — Прости, Бентли, одно неудобство тебя все-таки ждет. — Что такое? — насторожился Бентли, сквозь шорохи пытаясь расслышать, каким тоном Кройд это сказал. Кажется, ничего плохого этот тон не предвещал. — Сегодня или завтра тебе опять придется наведаться к Джинджер — хочу вернуть тебе то, что брал. — Вернуть? — опешил Бентли. — А что… — Да в чем дело? — удивился и Кройд. — Мы же не отменяли договоренности. Или я о чем-то забыл? Да, сказал себе Бентли, кое о чем ты, похоже, забыл. Или я чего-то не понимаю. — Не отменяли, — подтвердил он. — Тогда… сегодня? — Лучше сегодня, — согласился Кройд. — В полночь? — В полночь. До встречи, малыш. — До встречи, Бентли. Пароль останется тот же? — Идет. Трубка зашлась короткими гудками. Некоторое время Бентли смотрел на нее, потом спросил: — Как, интересно, он вынес оттуда деньги? А он ведь вынес, раз собирается отдать мою долю... Ни трубка, ни умник из газеты ему не ответили. *** — Пошла, — прошипел Кройд, но кошка не унималась. Не то чтобы он имел что-то против кошек, но раньше они к нему так не липли, и он не слишком понимал, чем вызвана такая перемена. Вообще-то за последние сутки ему довелось повидать немало кошек, но те, которые встретились ему первыми, — а было это прямо перед рассветом, — хотя бы поначалу бросились врассыпную, когда он опустился прямо среди них на крышу старого дома. Впрочем, Кройд уже начал думать, что испуг был изображен ими исключительно для приличия. А эта, помоечная, была бесстыдной. Она подкараулила Кройда на пути к заветным мусорным бакам позади закусочной "У Сэмми" и ни на шаг отходить не собиралась, несмотря на все его усилия. Напротив, она пыталась потереться о его ноги и тихонько тарахтела. — Да отвали же! — чуть повысил он голос. Кошка затарахтела громче, явно довольная результатом. Вскочила на крышку ближайшего бака и попыталась подцепить плащ Кройда когтем. Потом принялась переступать задними лапами, словно устанавливая их для прыжка. При этом она не сводила глаз с его плеча. — Отвали, кому сказано! — бесполезно гневался шепотом Кройд. — Я тебе не птица, чтобы на меня охотиться! — Малыш? — окликнул его напряженный голос Бентли. — Это ты? — Я, — буркнул Кройд, отходя от баков подальше. Кошка протестующе заныла. Кройда передернуло от звука так, что плащ на спине шевельнулся, как живой. — Уйди! — шикнул он. И переключился на Бентли: — Я вроде не опоздал, так почему ты уже здесь? Время не рассчитал? А, и вот что: доктор Тахион. — Спасибо, — серьезно проговорил Бентли. — А время… Видишь ли, малыш, я решил приехать пораньше. Не каждый день удается увидеть своими глазами того, кто вызвал такой переполох… — Почему ты решил, что его вызвал я? — спросил Кройд, отстегивая от пояса сумку. Доля Бентли составляла половину, пусть даже Кройд еще не знал, кто именно был виноват в появлении его соперника. — Ты же не имеешь представления о том, как я выгляжу. — Никакого, — согласился Бентли, — только ведь вор, который попал в лапы полиции до вмешательства того, о ком кричат все газеты, не смог бы вынести деньги. Кто бы их ему оставил? Кройд прикусил губу. Все-таки не зря дела подбирал Бентли, а не он. — Ты можешь рассказать, что случилось? — мягко спросил тот. — Что тут рассказывать… всюду крутят репортажи, во всех газетах то же самое. — Я еще не сошел с ума, чтобы все это читать, малыш. В тот день, когда я поверю всему, что пишут газеты и сообщает телевидение, можешь отправлять меня на покой. Во всем этом почти никогда не бывает правды — разве что случайно. Кройд пожал плечами. "А Ханна? — подумал он. — Ханна, Ханна". Плащ жил своей жизнью, словно рвался в небо. — Я действительно выгляжу не так, как раньше, — пробурчал Кройд. — То есть совсем не так. Это как… в общем, так еще не было. Но поначалу я был уверен, что на этом все и кончается, и никаких особых способностей на этот раз у меня нет. А потом оказалось, что я ошибался. Он сдернул с руки перчатку и, услышав тихий возглас изумления, с наслаждением пошевелил пальцами. Из-за свечения опять пришлось одеться намного теплее, чем того требовала погода. — И лицо ведь тоже? — уточнил Бентли, не сводя глаз с кисти, окутанной слабым, почти прозрачным сиянием. — Даже хуже, — с облегчением признался Кройд, перейдя с шепота на разговор вполголоса. Кошка тут же заволновалась. — Не знаю почему, Бентли! Просто так выглядит. Сначала было... ну, как рисунок. А потом начало светиться. А когда я зашел в хранилище… — Ты говори, говори, — Бентли наклонил голову набок, вслушиваясь. — Надо же, и голос под стать, да? Хорошо еще, у меня музыкального слуха нет… А какой рисунок? — Какой еще рисунок? — На какой рисунок было похоже? Пока не начало светиться? Кройд примолк и протянул руку кошке. Та тотчас вскочила на предплечье, вцепилась в рукав и полезла на плечо. Улеглась там и затарахтела. Бентли терпеливо ждал. — Больше всего напоминало роспись в соборе, — выдавил из себя Кройд. — Так вот почему Джефферсон… — Да этот урод чуть не рехнулся! Я же, когда прошел в хранилище, был весь в пыли, дышать невозможно. Ну, и снял маску и шапку. Бентли потряс головой. — В пыли? — Этот придурок, кто бы он ни был, — рассердился Кройд и еще немного повысил голос, — явился туда до меня. Не толкаться же с ним было в коридоре! Я зашел с другой стороны... — Малыш, второго входа в хранилище нет, я помню. Сам рисовал план. — Про план мы с тобой отдельно поговорим. А вход… там стена. Ну, и вот, собственно. Придерживая рукой в перчатке кошку, он просунул другую руку между баками и отщипнул кусок кирпича. Бентли завороженно смотрел, как белые пальцы крошат кусок обожженной глины. — Теперь я понимаю, — проговорил он медленно, — и как ты вошел, и почему был в пыли… и, значит, снял маску? — Именно! — Кройд стиснул кулаки. — Ну, и, конечно, старик и вцепился в меня, требуя, чтобы я сказал, каким ангелом являюсь и непременно совершил хотя бы маленькое чудо. Наставил его на путь истинный, представь себе. А мне было жутко жарко, муторно, аж тошнило, и этот болван, который меня опередил, перед глазами маячил, по приказу полиции все из карманов выгребал; а еще у меня зверски чесалась спина. И я вспылил, наорал на всех — и они развернулись... — Они, — произнес Бентли отнюдь не вопросительным тоном. — Они развернулись. Ты, конечно, должен был иметь в виду крылья. Да? Кройд молчал. Молчал о том, как тогда, стоя за спиной пойманного вора, наклонился, поднимая ловко отброшенный тем комок бумаги, расправил уголок и бросил один только взгляд — и гнев начал захлестывать его с головой; как усиливалось вместе с гневом, все ярче освещая окрестности, исходящее от лица сияние — и как вспучились на спине и затрещали, лопаясь, рубашка — пиджак — плащ — и эта в клочья порванная одежда осыпалась с него — и за спиной раскрылись два огромных, в рост человека, светло-серых крыла. — В общем, да. И я унес этого прохвоста. Сперва думал сам вытрясти из него ответы, но не понравилось, как он все в глаза пытался заглянуть. В конце концов утащил его на другой конец города и вышвырнул там, чтобы ему было за мной по земле не угнаться, — рассказывал Кройд Рассказывал кратко, стараясь не вспоминать, каково это — когда ветер подкидывает тебя и выламывает, гнет твои крылья, треплет за щеки, а ты ухмыляешься, зная, что ничего тебе не делается, ты все равно сильнее и можешь обогнать и пересилить его. Каково это — видеть, как тьма встает над головой, а свет собирается под ногами, когда крыша бросается тебе навстречу, а сторожащие на ней ночь коты — от тебя прочь... — Вообще-то он мог и знать, где ты живешь, — протянул Бентли. — Он мог знать, где живет Кройд Кренсон или даже Дремлин, — не стал спорить Кройд, — но откуда ему было знать, что это и есть я? Я ведь таким никогда не был. Проклятье, да таким никто из нас, заразившихся, никогда не был! — Может, покажешься все-таки? - собачьи глаза Бентли обрели необычайно задумчивое выражение. — Малыш, я знаю, это глупо, но никогда еще мне не было так любопытно. Не так уж часто вирус добровольно дает приличную внешность. А? Обещаю не просить чудес. Кройд в замешательстве потер лоб. Снять плащ хотелось отчаянно. — Ладно. Только если кто-то появится, мне придется убираться, не прощаясь. Так что возьми, — он протянул два сложенных вчетверо листа, — не успеем договорить сейчас, так потом по телефону ответишь. И, бросив кошку, принялся сдирать плащ. Бентли убрал листки в бумажник, а тот — в нагрудный карман плаща. Поднял глаза. И застыл, не произнеся ни звука. — Малыш… — выговорил он севшим голосом, — я помню, что обещал, и с ангелом тебя не путаю. Но, может быть… может быть, они все-таки где-то существуют? |